Горечь

Моя проза

Главная

I В дверь позвонили. Мария чуть вздрогнула, замерла, но все же подошла и спросила, кто. -Это я, Лиза. Мария открыла. -Привет, Лиз. Ты что такая бледная? -Нам лучше сесть. Они прошли в гостиную и сели на диван. -Твой муж, твой Костя казнен. – Еле проговорила Лиза, опустив глаза. Мария онемела на мгновение, и, не в силах поверить, выдавила: -Откуда ты знаешь? -Я не говорила раньше – мой дядя работает в тюрьме. Он видел, как вели его и еще несколько человек. Но они не выглядели, как давно знакомые друг другу. Да я и не думаю, что Костя был с кем-то связан. Дядя слышал их крики из камеры, где их казнили. Тебе еще придет извещение, но я хотела, чтобы ты узнала от меня. Лиза сжала губы. Мария упала лицом на диван и протяжно простонала. -Машенька… - Лиза положила свою руку ей на спину. Около недели назад у них был обыск. Ничего противозаконного не нашли, лишь оставили хаос в поруганной квартире. Кости дома не было. Она не могла дозвониться. Никто ничего не знал. Скорее всего, он был арестован на улице. Она поняла. Но что он им сделал? Он ждала его, молилась… -Принести воды? Мария поднялась и отрицательно покачала головой. -Лиз… Я… беременна… Я окончательно узнала это совсем недавно… когда Костя уже был в тюрьме… А я мечтала сказать ему… - Она закрыла глаза рукой, сглотнула комок в горле, и, чуть промолчав, продолжила: -Если бы не это, я пошла бы за ним на смерть, я бы всё что угодно вытерпела от них, любые пытки… Но я не могу губить Костиного ребенка. Я не имею права допусить, чтобы он умер, или родился, но жил в детском доме… Я не знаю, что делать… Мария дрожала. -Слушай, тебе надо выйти замуж. Срочно. Не смотри так. Я серьезно. Тот человек признает ребенка своим, и вы спасены. Может, это некрасиво… но тебе всё равно придется отречься от Кости, если хочешь жить. (Лиза встала на колени.) Тебя выселят из этой квартиры, дадут небольшую… Ты не сможешь воспитывать ребенка одна… И… сын или дочь врага народа… сама понимаешь… -Но кто может стать этим человеком? Лиза встала с колен, села рядом. -Вячеслав. Он поймет. Он не привлекал внимания женщин - он слегка нескладный. Ты знаешь. Но он добрый. Он же близкий друг Кости. Он сохранит вас. Я поговорю с ним. -Спасибо. -И ещё. Тебе надо подать заявление о том, чтобы тебе дали деньги, а не квартиру. У Славы хорошая жилплощадь. Я всё напечатаю. Я знаю, как. Ты только прочтёшь и подпишешь. -Зачем это?.. Я не хочу связываться… -Ты хочешь подарить убийцам всю квартиру? -Ну их… -Ради ребенка… -Хорошо… -Я могу идти? Или мне ещё побыть с тобой? -Иди. Не бойся за меня… Проводив подругу, Мария прошла в спальную и ничком распласталась на кровати. Она чувствовала, что в ней медленно созидается новая жизнь; но тот, благодаря кому эта жизнь возникла, был мертв, а воспоминания о нём – так живы… «Как он был чуток со мной, как боялся причинить боль!.. Как мудр, осторожен и силён… Как знал меня, как понимал…» Она не находила слов… Их взаимный трепет не угасал, не опошлялся, оставался таким же чистым, каким был с самого начала… «Милая…»- билось фантомное эхо в её памяти, пытаясь вырваться и стать реальным. -Господи, верни его! – По привычке слетела с губ вчерашняя молитва… II Мария стояла перед Вячеславом, опустив голову. -Не смотри вниз. Тебе нечего стыдиться. -Но я – беженка в родной стране, попрошайка жизни… Мне неловко… -Константин очень дорог мне. Это огромная честь для меня – хранить вас. Даже если бы Лиза меня не просила, я всё равно бы принял такое решение. Это дружеский и – поверь мне - гражданский долг. Его ребенок должен стать настоящим человеком… Я создам для него все условия. Мария подошла к Вячеславу и ткнулась ему в плечо. Он обнял её. Вскоре Марии пришло сообщение о смерти Константина. Она достала его из почтового ящика. Она стояла на лестничной площадке и держала этот желтоватый листок. Раньше она ещё смела надеяться… «Может быть, ему удалось сбежать… Может, он жив…» - мелькало в её мыслях до этого. Но теперь всё… Она сжала листок в руках, чуть пошатнулась, но в обморок не упала. Её вызвали на допрос. Она пошла, взяв заявление, напечатанное Лизой. Вячеслав остался ждать её на улице. -Светлолицкая Мария Юрьевна? -Да. -Как вы относитесь к факту исполнения смертного приговора Вашему мужу? -Я не смею спорить с государством. Если оно так решило, значит, так правильно. Следователь усмехнулся: -Патриотично… Ваш муж говорил что-то дурное о настоящем нашей Родины? -Мы не говорили о таких вещах. Мы мало разговаривали последнее время. -Угу… То есть никаких высказываний вы от него не слышали? – Следователь подался вперед. -Нет. («Зачем вы меня мучаете? Я в западне, но я не сволочь…») -Не бойтесь. Вас не тронут. Только необходимо изъять Вашу с ним квартиру. -Я знаю… - Мария протянула заявление. Следователь ознакомился. -С чем связано такое решение? -Я собираюсь замуж и хочу жить в квартире этого человека. -Ну и кто он? -Брусков Вячеслав Олегович. -А что Вас на это толкнуло? -Я беременна от… Вячеслава. -Почему Вы столь нерешительно отвечаете? -Нехорошо изменять мужу. -Вы изменили изменнику Родины, значит всё в порядке. Да, а Ваш муж знал Вячеслава и о Ваших отношениях? -Он был знаком с Вячеславом, но не знал, что я ему изменяла. -Можете быть свободны. Завтра к Вам придут, чтобы оценить величину выплаты. Всего доброго. -До свидания. ( «Век бы Вас не видеть!..») Она вышла на улицу. На ней лица не было. Вячеслав ничего не спросил, и, когда они чуть отошли, Мария сказала: -Ударь меня… -Ты что говоришь? -Я только что практически отреклась от Кости… -Я понимаю, как тебе гадко… -Я отдала заявление, сказала, что беременна от тебя. А тот ответил, что изменять изменнику Родины – это хорошо… -Разве можно ждать от них чего-то иного? -Я чуть не закричала, что люблю Костю… - Мария была на грани рыданий. -Потерпи немного. Надо пережить этот страшный быт… Ты не создана для таких испытаний, но… скоро от нас отстанут, и станет легче. -Спасибо тебе… Но если не отстанут? Если будут докапываться? -Они думают, что сломали тебя… А я… Я не знаю, за что казнили Костю… О не говорил, что у него есть проблемы. Забудь о том разговоре. Я провожу тебя. III Вячеслав побыл у нее. Она слегка успокоилась. Она прижималась к Вячеславу, ища защиты, но жаждала Костиных объятий, его голоса, его любви… Слава гладил её голову. «Она правда сломлена… Какой прекрасной парой они были… Вряд ли я смогу исцелить её рану – такое не заживает, не может зажить, но я спасу её от нищеты, от срыва» – думал он. Потом пришла Лиза. Слава открыл дверь. -Маше тяжело, но она старается держаться. Лиза вздохнула. -Я вижу, ты тоже устал… Если хочешь, можешь идти домой. Тебе же ещё на работу… Я буду здесь. Если что, я позвоню тебе. -Да, я пойду… Поговори с ней. По-женски. Утешь. -Конечно. Вячеслав ушел. Лиза вошла в гостиную. Мария сидела на диване. -Как ты, Маш? Мария всё рассказала. Её немного знобило. Лиза взяла её за руку: -Не переживай. Это простая женская хитрость, тут нет ничего позорного. Ты осталась верна Косте. Ты не предала его. Ты сама понимаешь, что этот маскарад вынужден… После недолгой паузы Мария робко произнесла: -Лиз, ты говорила, что твой дядя видел, как вели Костю… и… слышал крики… Значит это не был расстрел? Я не решилась спросить в тот день… -Он конвоирует уголовников… В крыле, где содержат политических, бывает редко. Он почти ничего не знает. Тогда ему надо было подойти к кому-то… Он стоял там в коридоре и увидел… Они не расстреливают политических… Я не знаю, как их казнят… «Что они сотворили с его плотью?» - эта мысль мучила её с того момента, когда она услышала о криках, но она смела тешить себя надеждой, что бы расстрел, но с глушителями, а крики были короткими, однократными, последними… Перед ней вставали страшные, тяжелые образы, обрывочные мучительные догадки, обезображенный, кричащий от боли Константин, его терзаемое окровавленное тело, напряженные мышцы, растянутые, почти рвущиеся связки, неземное лицо – как оно, должно быть, исказилось тогда… Густые, роскошные черные волосы – были ли они обриты или свалялись от предсмертного пота и тюремной грязи?.. -Скажи, а ты не знаешь, где его похоронили? Мне хотя бы взглянуть издали… -Тела казненных увозят ночью за город и сжигают. -Как? Дотла? То есть, Константина совсем нет? -Зря я сказала, наверное… -Нет. Я должна знать. «Значит, ничего нет… Как стирают карандашный текст, как сжигают неудачную рукопись. Чтобы никто никогда… Грубым кощунством веет от этого. Прах, пепел, пыль… Не найти, не прикоснуться, не обнять… Только воздух хранит память о его мученических криках, хранит тепло, которое он отдал - полностью, насколько мог, стены помнят его спокойный мужественный взгляд… Но стали ли теплее ночи и светлее застенки?» Она пыталась представить, как он шел на смерть – не противясь, чуть опустив голову от усталости (были долгие допросы)… Думал ли он о предстоящих муках или о чём-то другом? Ей так хотелось посмотреть на него в тот момент и… нет, даже не спасти – а просто благословить, помолиться… Молодые женщины долго молчали. Мария не ела с утра, и Лиза решила попросить её поесть. -Я не хочу. – Отказывалась Мария.- Не могу. Если ты голодная, я приготовлю. -Я обедала. Я понимаю, что тебе кусок в горло не лезет, но ребенку нужны витамины, он должен родиться здоровым… Мария грустно улыбнулась: -Ты так заботишься обо мне… о нас… Она немного перекусила. Лиза ушла вечером. Мария не переставала думать о казненном муже. Она шептала в полумраке комнаты: -Господи, как ему было тяжело… там, в камере… И никто не мог утешить его, поддержать… -Я был его Утешителем…. Она закрыла глаза, и слёзы потекли по её щекам… «Я не была там, не держала его за руку, не целовала лоб, не отирала кровь и пот… Я даже не думала, что так будет…Нет… Никого, никого из близких. Никто не утолил предсмертной жажды… Лишь легкое прикосновение незримой руки к его лицу и слова, которые слышал только он… Никто не закрыл ему, умершему, глаз… И вот, истерзанное мёртвое тело накрывают грубой тканью, уносят, помещают в грузовик, свет фар пронзает тьму и машина уносится по шоссе как страшная тайна… И… Нет… Больно… Господи…» Она не могла уснуть от осознания окончательной потери мужа, осознания того, что от него почти ничего не осталось, что только лишь ветер, возможно, принесёт его тепло или… частичку пепла, но нет, нет, не надо пепла… IV Утром пришли осматривать квартиру. Мария была безучастна. Жилплощадь была оценена гораздо ниже, чем стоила на самом деле, Мария это понимала, но ей было всё равно. Ей разрешили взять личные вещи и часть мебели. Мария решила перевезти в квартиру Вячеслава шкаф с книгами. Это была мировая классика, и ей позволили. Ей удалось взять альбом с фотографиями Константина, хотя она боялась, что его могут изъять; она забрала Костину одежду, сложив её в отдельный чемодан. Её нравилась эта квартира – в старинном доме, уютная, красивая. Грузчики выносили книги, потом шкаф, другие предметы. Мария ходила, как тень. Без Кости это гнездышко потеряло смысл и суть. Без его голоса и смеха. Она помнила, как заходила в гостиную, там в кресле сидел Костя и читал, но, услышав её шаги, поднимал голову и улыбался ей… или он стоял, оперевшись на стену и думал о своем. -Мария Юрьевна, осмотрите квартиру. Вы ничего не забыли? Она обошла комнаты. -Нет. -Извольте покинуть помещение. Она чуть задержалась в прихожей, потом вышла, за ней вышли приставы и опечатали квартиру. «Скоро по этим комнатам будут ходить другие люди, которые не знают о том, что здесь было. Нечистые руки прикоснутся к святым предметам… Неприятно, но Бог им судья…» Она переехала к Вячеславу. -Ты не против, что я привезла его книги? Это немного глупо, но они мне дороги. Он ценил свою небольшую библиотеку. Я не потесню тебя? -Нет, я не против… Я не могу отказать тебе. И… мне тоже нужна память о Косте… Только прости, у меня тут неряшливо, наверное, по-холостяцки… -Я приберусь – Мария чуть улыбнулась. -Я постелю тебе здесь. Посмотри. Надеюсь, тебе будет удобно. -Спасибо. Они нашли место для шкафа, расставили книги. -Костя знал многие отрывки наизусть.– Её голос был полон грусти и восхищения. – На иностранных языках тоже… Но никогда не выставлял это напоказ… Он такой хороший… Бессонница не отпускала Марию. «Кто бы мог сказать, что всё так рухнет, что ничего не станет… Что я буду ночевать в чужой квартире, что мне будет дана другая жизнь…» -Я не мешала тебе спать? Ты, наверное, слышал, как я не мола успокоиться, не находила себе места? – Спросила она утром. -Не беспокойся. Я понимаю тебя. V Церемония в ЗАГСе была скромной. Мария надела простое светлое платье. Лиза была её свидетельницей, Вячеслав пригласил быть свидетелем друга, который знал об их ситуации. Мария расписалась фамилией Светлолицкая. «Последний раз…» Вячеслав робко поцеловал её. Они вышли из ЗАГСа. Мария была печальна. -Знаешь, Машуль, -тихо сказала Лиза,- я даже рада, что ты оказалась беременна… Когда я шла к тебе с той страшной вестью, я боялась, что ты пойдешь к ним, и тебя казнят… И я была права… Может, я – эгоистка, но я бы не вынесла… Ты – единственная моя подруга… И… женщина, которую мучают – это ужасно… -Наверное, правда, так надо… -Ладно, идите к себе. И благослови вас Бог… Свидетели пошли в свои квартиры, Мария и Вячеслав пошли в свою. -Марии Светлолицкой больше нет… - Медленно произнесла она. -Ты навсегда останешься ею. Дело не в паспорте. Мне кажется, я была ею от начала. Понимаешь? -Понимаю. -Я не имею права носить траур по Константину… - сказала Мария, когда они вошли в квартиру. Не только платья, но и ни черного браслета, ни черного платка на шее – просто на шее, чтоб постоянно… Иначе заподозрят.. Прости, я люблю его. -Я не упрекаю тебя. Ты не должна переставать любить его. Она начинала плакать. Вячеслав взял её за руку. Ночью Мария спала рядом с Вячеславом, но он не прикасался к ней. (Он не трогал её на протяжении всей её беременности.) Несколько дней спустя она увидела Вячеслава, сидящего в кресле и подпирающего лоб рукой. Он напомнил ей Константина. Она даже чуть вскрикнула. Он выглядел подавленным. -Ты скорбишь о Косте? -Да. Он был моим лучшим другом, даже в чём-то наставником… Он сильно помог мне. -Я не знаю о мужской дружбе и мне не понять мужской скорби. Я, наверное, зря пришла… -Нет. Останься. Проходи, послушай. Когда Лиза мне сказала, у меня внутри всё перевернулось… Я понял, что всё пропало, что это – роковое действие, что без таких, как он, всё погибнет… Это высокие слова, но это так… Ты не хуже мня знаешь, о чем я… Мне тяжело без него… Иногда мне хочется позвонить ему, и потом я вспоминаю, что его нет… И… ваш ребенок…. Я не смею равняться с Костей, но я попробую воспитать, чтобы я Там мог посмотреть ему в глаза… И как же всё-таки трудно… Они не заказывали поминальных служб, боясь доноса. Их поминки были тихими, бессловесными. -Могилы нужны нам, живым, чтобы помнить, а не мёртвым, и, тем более, не Богу… Я верю, что Господь принял его.–– Сказала однажды Лиза. VI Мария прибиралась в квартире Вячеслава. Она создавала уют и порядок. -Не напрягайся, - говорил он ей,- береги себя. –Мне надо чувствовать себя необходимой, хоть что-то делать. Мария могла не работать – она получила деньги, часть из них ушла на оформление новых документов, но она могла не беспокоиться о выживании. Она была благодарна Лизе за её помощь. У неё родился мальчик. Его назвали Виктором. -Интересно, каким он будет? – Спрашивала Мария у Вячеслава, глядя на сына. -Он будет честным человеком. Сильным. Я верю. -Надеюсь, никто не будет проверять отцовство… Я так боюсь… А группа крови? -Никто ничего не будет проверять… У меня такая же, как у Кости. -Я рада, что у меня сын… Я так желала родить Косте сына… чтоб его род не прерывался, чтоб его фамилия осталась… А теперь… Я боюсь, что лицом он будет похож на Костю… Раньше я этого хотела, но сейчас это опасно… - Не бойся, все будет хорошо… -Я не знаю, должен ли Витя узнать правду. -Посмотрим… Посмотрим, как всё будет. Виктор подрастал. -Идем на ручки к папе? – Вячеслав осторожно брал его на руки, Мария улыбалась. Она всегда улыбалась своему сыну, но боялась, что испытания, слёзы, боль, перенесённые во время беременности скажутся на ребёнке. Она пыталась забыться в заботе о малыше. Она не хотела, чтобы он видел её страдающей, видел, как дрожат её губы. «Он столкнется с болью и несправедливостью, но нельзя, нельзя сейчас окунать его в наш страшный мир…» Она пела ему про счастье, про радость, покой, любовь, пела о светлых мечтах, которые сбываются. «А может правда, когда-нибудь станет легче?» Иногда Марии снился Константин. Будто никто не вторгся в их жизнь, и всё шло своим чередом… Проснувшись, она начинала плакать. Вячеслав тихо обнимал её. -Я видела во сне Константина… Наш дом… Так живо… Я люблю Костю… Мне больно… Были ли эти сновидения утешением или лишней мукой? Сновидения, так походившие на прошлую жизнь… Порой она перебирала Костину одежду. Она открывала тот небольшой чемодан, доставала его рубашки, свитера, расправляла их, прижимала к груди. Она помнила, когда на Косте была та или иная вещь… Когда он был жив, она не пыталась это запомнить, но теперь эта память выходила из подсознания, и любая деталь становилась важной… VII Виктору было около трех лет, и Мария понимала, что больше не может не работать. Раньше Константин обеспечивал её. У неё было высшее образование, и одно время она работала, но не могла там раскрыться, и лишь уставала. -Не мучай себя. – Сказал тогда ей Константин. - Уходи оттуда. И не чувствуй себя дармоедкой. – Он улыбнулся. – Тебе душно там. Если я узнаю о работе, которая может тебе понравиться, я скажу. Но сейчас выбора не было. Тратить остатки выплаты за Костину квартиру она не решалась, а Вячеслав зарабатывал не так много. -Я восстановлюсь на прежней работе… Я не могу теперь просто так сидеть… Я не укоряю тебя, Слав, не думай… Сначала, может, на полставки…. Но дело не в этом… Надо устроить Витю в садик… Я боюсь… -Ты думаешь, что ему там в первый день скажут, что гражданин Светлолицкий – негодяй? -Нет, я даже не об этом… -Мы никогда не прививали ненависть. Он больше верит нам… Они бессильны. -Я хочу, чтобы он был честным, чистым… Я не хочу, чтоб он стал, как они… Но я не хочу, чтобы он повторил судьбу Кости… Или это невозможно? – В глазах Марии были страх и печаль. -Никто не может знать человеческой судьбы. Но мы не можем убежать от жизни. Это тихая борьба. -Ты говоришь, как Костя. Он тоже вёл тихую борьбу… Мария устроилась на работу. Свободного времени сало меньше, но ей иногда удавалось видеться с Лизой. -Мне неприятно, что у Вити как бы двойная жизнь… Понимаешь? -Они не компостируют мозги детям… Знают, что могут добиться обратного. Они потом уничтожают «не таких»… Прости, я задела твою рану… -Ничего, Лиз… А ты не знаешь, много женщин с судьбой, похожей на мою? -Довольно много… Неотрекшихся казнят… Но в их смерти нет смысла… Они просто пропадают. Знающие, любящие не перестают любить, равнодушные и ненавидящие - не знаю… Когда слишком много смертей, их суть теряется… Остаётся только необъятный ужас и всё.. -Мне приходится участвовать в торжественных шествиях… Чуть ли не кричать «ура» тем, кто убил Костю… -Я вижу, что тебе тошно здесь. Может, вам всем лучше уехать за границу? Я помогу всё оформить. Вас выпустят. Мы будем переписываться. -Я не смогу жить там. Я привыкла к Родине… Да и здесь есть память о Константине… Его книги… - Мария подошла к шкафу и прикоснулась к нему. – Дом, где мы жили… Я иногда прохожу по той улице и с тоской смотрю в наши окна… - Она повернулась к Лизе. – Здесь он умер… Изредка я бываю у тюрьмы… очень больно и душно находиться здесь, но там я вообще не смогу… Это будет совсем чужая, совсем не моя жизнь. Мария стояла перед зеркалом в платье с открытыми плечами. Волосы её были собраны наверх и локоны ниспадали на плечи. Вячеслав смотрел на неё. -Ты больше подходишь Константину, чем мне. Ты действительно была создана для него… Я не смел даже думать о тебе тогда… Кто я такой?.. -Ты – наш ангел-хранитель. - Мария улыбнулась и подошла к Славе. Она положила свои руки ему на плечи. – Ты сберёг нас. Ты не дал нам погибнуть. Ты хранишь нас с того дня… Я не перестану говорить тебе «спасибо». Я полюбила тебя… Константин для меня – больше, чем муж, это правда… Наша жизнь была чем-то нездешним… А ты – действительно его ангел. У неё не было детей от Вячеслава. Роды были довольно тяжелыми, и она не смогла больше забеременеть. Но Вячеслав был благодарен Богу за свое скорбное счастье – хранить жену и сына своего лучшего друга, лучшего человека, какого он знал. VIII Фотографии Константина Мария спрятала, боясь обыска. Но она любила доставать их и долго смотреть. Однажды, когда она, вновь посмотрев, убирала эти фотографии наверх, одна из них упала. Там был один Константин, его лицо крупным планом в три четверти, узковатое, но сильное, с правильными чертами, как из камня вырезанными скулами, черные волосы, глубокий взгляд, добрая полуулыбка. Мария спустилась с табуретки, чтобы поднять фото. Вошел Виктор – ему было уже около шестнадцати лет. -Кто это? Мария замешкалась. -Мамуль, ты чего? Это твой брат? Не бойся, я не смел подумать плохого. -Значит, ты должен узнать. Это твой отец. Твой настоящий папа. Его казнили, когда я только-только поняла, что беременна тобой… Она рассказала ему обо всём, что ей пришлось пережить. Говорить было трудно, но она пыталась сдержать слёзы. -Что это за Отечество, которое лишает отцов? - Произнёс Виктор. Он подошел к матери и обнял её. -Только, Витенька, пожалуйста, не делай ничего, не предпринимай, не мсти… Я так хранила тебя… Не ищи антиправительственных групп… Твой отец не входил в них, и всё равно… Он был спокоен и кроток… Я наверное, не смогла бы умереть, как он… Ради его светлого имени, пожалуйста… В тебе – его кровь… Каждый раз, когда ты выходишь на улицу, я боюсь. Но я боюсь не только за твою жизнь, но и за твой образ… Живи так, как жил прежде… А если вдруг… Не поддавайся ответной злобе. Будь сыном своего отца… -Да, мама. – Он поцеловал её в голову Мария посмотрела на сына: -Я вижу, ты понял. – Она попыталась улыбнуться. – Ты совсем взрослый. -И ты столько терпела… Я слышал, как ты плачешь по ночам, но не решался спросить. -Я бы не ответила. Всё так неожиданно сегодня получилось… Но значит, так надо. Вскоре пришел Вячеслав. -Я рассказала Вите… Он видел фото… Он всё понял. Вячеслав подошел к Виктору. -Спасибо, сказал тот, - ты практически спас нас… Только я не знаю, как теперь обращаться к тебе. -Дома можешь просто на «ты»… Мое отцовство – всего лишь роль, это для других. Я больше не имею права отнимать у тебя настоящего отца, пусть даже его нет с нами… Я не достоин носить чужое звание… -Ты замечательный… -Я не смею называть тебя сыном, но я думаю, что ты будешь мне другом. Тем, с кем я могу открыто говорить, кому могу доверять. -Я не подведу. -Я пытался воспитать тебя таким, чтобы ты был похож характером, принципами на Константина. Теперь я хочу рассказать тебе о нём. Ты должен знать. -Конечно. Виктор пошёл на кухню. Вот видишь, Машенька, всё хорошо. Теперь нам легче. Теперь у нас общая боль. Нам есть о чём, точнее, о ком говорить и молчать. IX Прошло несколько лет. Виктор многое узнал о своём отце, он жаждал знать о нём. Осознание собственного сиротства причиняло боль, но он держался. Иногда его лицо становилось напряженным, он сжимал кулаки, закрывал глаза. Вячеслав пытался поддержать его. -Дело не только в отце… - Я понимаю… -Мне тяжело притворяться. Это мерзко. Это насилие. Виктор и Мария были дома, когда Вячеслав пришел с работы необычно радостный и счастливый. -Маша, Витя! Вы слышали? Всё изменилось! Кошмар прекратился. -Ты знаешь, мы давно не следим за новостями. – Мария была чуть взволнована. -Те, кто вёл политические процессы – арестованы. Министерство в отставке… Это другая страна, Машенька! Костю должны реабилитировать!.. Мы свободны! Они обнимались и плакали от счастья, ещё не веря в него. -Но как? Как? Доступ в международный суд был закрыт, я даже забыла о его существовании. Я не верила, что всё произойдет при моей жизни. -Я не знаю точно, как это случилось, но это правда. Её вызвали для дачи показаний. -Мне самой почти ничего неизвестно. -Расскажите о господине Светлолицком. – Этот следователь был добрым, пожилым, с небольшой бородкой. -Это был самый лучший человек, кого довелось мне знать…- Она признавалась в любви к Константину, говорила о нем открыто, нежно, плача, иногда почти шепотом, говорила о своей боли, обо всём, что было. Следователь дал ей платок. --Спасибо Вам, Мария Юрьевна. Та часть тюрьмы, где содержат политических, освобождена. Там осталось только немного охраны, чтобы избежать побега уголовников. Вы можете прийти туда, посмотреть… Там открыта камера, где был казнен Константин Александрович… Я сообщу о Вас. Ваш нынешний муж и Ваш сын тоже могут прийти. -Я признательна Вам. Мария надела чёрное длинное платье, легкий плащ – было прохладно. Она с Вячеславом и Виктором подошла к тюрьме. Они показали документы. Охранник провёл их к той камере. Дверь была открыта. Они вошли. В камере был полумрак, пахло кровью и гнилью. Со стен свисали вмонтированные цепи с кандалами, другие орудия пыток. В левой стене камеры была дверь, возможно, за ней ещё что-то хранили. Мужчины встали у входной двери. Мария прошла чуть дальше. Она замерла на секунду. Она сняла плащ, дрожа, опустилась на грязный, никогда не мытый пол, покрытый кровью, и стала гладить и целовать его. И пускай кровь Константина смешалась с кровью других и грязью… Она с благоговейным и нежным трепетом целовала трещины на полу, куда затекала кровь. Она плакала широко, свободно, не переставая целовать окровавленные плиты. Её волосы касались пола. Наверное, так плакала Магдалина, но перед той было, по крайней мере, тело её Господа. Виктор вопросительно посмотрел на Вячеслава. -Твоя мама всегда была такой. Это – её душа. Ты просто не знал. Мария привстала и обернулась: -Витя, можешь пройти. Виктор сделал несколько шагов, опустился на одно колено и, посмотрев вниз, прикоснулся ладонью к полу. -Папа… - тяжело произнёс он. Он побыл так немного и медленно вышел из камеры. Вячеслав склонился над Марией, убрал её волосы с пола. -Я могу тебя оставить? Я хочу посмотреть, как Витя… -Да… Виктор вышел на улицу и задумчиво закурил. Он шёл неспеша от выхода. До его плеча дотронулся Вячеслав. Он обернулся. -Почему ты ушёл? – спросил Вячеслав. -Я не могу смотреть. Это слишком интимно, глубоко, больно… -Но это ж твоя мама… Тебе нечего стесняться. -Всё равно. Она так любит моего отца. Это выше супружеских отношений. Думаю, я не должен видеть. Это так свято… -Я пойду к ней. -Хорошо. Когда Вячеслав вошел в камеру, Мария всё ещё лежала на полу. Плач немного затих. Она глубоко и неровно дышала. Распластанная, она была похожа на птицу. Она встала, подошла к стене и потрогала одну из цепей. Стена была забрызгана кровью. Мария дотронулась и поцеловала и эту кровь, стараясь не разрыдаться сильней. Она постояла ещё немного. Потом она надела сброшенный плащ. -Пожалуй, мне надо умыться… Их привели к умывальнику. -Ты не представляешь, что я испытала сейчас.… Как всё ожило… Тот день, когда пришла Лиза… И потом, когда она сказала, что Костя умер мучительной смертью… Как я жаждала тогда прикоснуться к его телу, но… Я даже не верила тогда, что может наступить день, подобный этому… - Говорила Мария, умываясь. Они вышли в коридор. К ним подошёл охранник. -Уже установлено, где сжигали тела казненных. Вы хотите побыть там? Будет автобус… У Марии в груди что-то словно сжалось и ухнуло. -Я – нет… Я не выдержу… Это слишком больно для меня… Невыносимо… Страшно… Константин не может быть пеплом… Нет… Мне не нужен… пепел… Понимаете?.. -Я поеду - сказал Вячеслав. – Ты не против? – он повернулся к жене. -Я не могу удерживать. Спроси Витю, может и он поедет? Было промозглое ветреное пасмурное утро. Автобусы с родственниками репрессированных остановились на трассе, разделившей широкий измученный луг. На протяжении десятилетий туда приезжали те самые грузовики. Трассу перекрывали. В земле выкапывали яму, туда сбрасывали тела, сжигали их дотла, часть пепла смешивали с землёй, часть отдавали ветру. Сверху покрывали дёрном. На территории стояли таблички, говорящие о складировании на ней химических отходов, чтобы никто не смел заходить на нее. Люди выходили и разбредались группами. Откуда-то доносился плач. Вячеслав и Виктор стояли лицом к ветру. Они молчали, немного опустив головы и плотно сомкнув губы. Вячеслав сжал пальцы в кулак и чуть закусил сгиб фаланг. Было всё так же холодно, ветер трепал несчастную траву. Вдали параллельно дороге виднелся лес, а больше не было конца и края тяжелым, скорбным, неизлечимым просторам и не было преграды для ветра. Несмело начал накрапывать дождь. Люди заходили в автобусы. -Надо возвращаться. – Сказал Вячеслав. Они сели в автобус. Мария была дома одна. Она сидела, закрыв глаза ладонью. «Нет… Это правда, слишком больно… Больно молчать и ещё больнее слышать…» Вячеслав и Виктор вернулись. –Как вы? Как всё было? -Ты права... Это мучительно… и холодно… Я не о погоде. - Ответил Вячеслав. - Там хотят поставить обелиск. Чтобы возлагать цветы. -Но это показное, не искреннее…. Нет, есть те, кто правда сострадает, но это скоро опошляется для тех, кого не коснулось. Должна быть память, но не навязанная, не обязательная, а естественная… И те, кого не коснулось, не поймут, потому что они сыты, а мы обворованы… Нет, я тоже не понимаю многих… Просто я не люблю лицемерие. X Их вызвали в суд на заключительное слушание, как потерпевших. А потерпевших было много, создавалась некоторая теснота. Родители, дети, супруги, другие родственники репрессированных были тихими и печальными. Полностью осиротевшие подростки, юноши, девушки неприкаянно ютились на краях скамеек. Самый высокопоставленный обвиняемый, тот, кто отдавал приказы, покончил с собой. Остальным дали различные сроки. Часть из непосредственных исполнителей приговоров получили небольшой срок. Они практически могли уволиться, не могли облегчить участь казнимых, просто застрелить их, тем более – отказаться выполнять приказ. Один однажды отказался – был замучен начальниками на глазах остальных. Потерпевшим должны были выплатить компенсацию за моральный ущерб и полностью вернуть отнятое жилье – без изъятия приобретенного ими после. Осужденные должны были содержаться в тюрьме другого города. Окончили зачитывать приговор. (Зачитывали долго, с перерывами.) Потерпевшие начали расходиться. Один из осужденных о чем-то спросил пристава и позвал Марию по имени-отчеству. Это был один из тех, кто казнил Константина. Мария подошла. -Я прошу Вас простить нас всех… Константин Александрович просил Бога простить нас… Наверное, мы действительно не знали, что делали… Но нам, по крайней мере, мне нужно ваше прощение… -Я прощаю… - Мария была искренна. -Спасибо. – У прощенного заблестели слёзы. Мария, Вячеслав и Виктор вышли из зала суда. К ним подошел следователь. -Вы можете официально взять настоящую фамилию и отчество, Виктор… Константинович… Мария Юрьевна, Вы тоже можете взять прежнюю фамилию. Если Вячеслав Олегович не против. -Спасибо. Владимир Александрович, - обратилась она к следователю – скажите, а можно в камерах, где казнили политических, установить памятные гранитные доски с их именами? Я дам на это деньги, всю компенсацию, которую мне должны выплатить. Я знаю, хотят поставить памятник, обелиск там, где их сжигали… Но это – для публики… я хочу, чтобы было место, где люди могли бы побыть наедине со своей болью, без фото- и телекамер… Не знаю, может, это нужно только мне, но я прошу Вас… Можете организовать строгий пропуск… -Я позабочусь об этом… - Благодарю Вас… Но и в другом крыле – там ведь тоже, наверное, есть невинные… -Это уже не по моей части, простите… Вы можете ознакомиться с протоколом допроса Константина Александровича. -Нет, я не хочу… Я знаю, что он невиновен… Витя, - сказала дома Мария – ты можешь взять настоящие фамилию и отчество. Ты достоин. Да, и ты можешь жить в квартире своего отца. -А ты? -Я останусь так. Константин навсегда в моем сердце. Квартира, фамилия – это не главное для меня. Это всего лишь оболочка. Моя душа носит его фамилию. Ты – наследник, ты - плоть и кровь Константина. Виктор поменял паспорт, оформил прописку в квартире, где жили его родители. Мария с сыном вошла в эту квартиру, там многое изменилось, но часть стариной мебели осталась. Видимо, у тех, кому она досталась, был какой-то вкус. Мария заходила в комнаты, её душа болела и трепетала. Она всё помнила… -Так хочется воссоздать тот дух… Ту атмосферу нашей жизни… Витя, у тебя будет семья… Я так хочу, чтобы она была счастливой… Чтобы трагедия не повторилась… Вячеслав и Виктор помогали Марии. Постепенно квартира приобрела подобие прежнего облика. И дело было даже не в мебели, а в мелочах, создававших особый уют и красоту. Мария и Лиза шли по набережной. -Знаешь, - говорила Мария,- когда я была совсем молодой, я мечтала о том, что вот сейчас я буду сидеть с Костей на скамейке на этой набережной. Что мы будем смотреть друг на друга, лакомиться мороженым – фисташковым… - Она сглотнула слёзы. – Глупо, наверное, мороженное… Как в молодости – вытирать друг другу губы, смеяться… Да, я была здесь со Славой, но… Хотя мне, наверное, грех жаловаться… Я же счастливый человек. Мне повезло с мужчинами, у меня замечательный сын, а я плачу… Ведь много тех, кто страдает в браке, у кого непослушные дети… -Но ведь у меня тоже хороший муж, прекрасные дети, и я не испытала боли, как ты…. А я ничем не заслужила счастья. Я проще, банальнее тебя. Плачь, не стесняйся. Ты имеешь право. В камерах, где были казнены жертвы прежнего режима, установили памятные гранитные вертикальные доски. Имена были выбиты золотом. Людей пропускали туда по паспортам. Мария часто приходила, становилась на колени и гладила имя Константина, плакала. Иногда заходила ещё одна женщина, Мария оборачивалась, они с пониманием смотрели друг на друга, и вошедшая становилась на колени напротив имени своего родственника. К обелиску в поле важные люди возлагали цветы, ветер всё так же колыхал траву. Мария однажды увидела это в новостях, и ей стало жутко. «Господи, как страшно, как одиноко, какая мёртвенная, невыносимая ширь, неисцелимая вечная даль, последнее пристанище, где ничего не стало… Как несправедливо, что не может быть обычной могилы…» Она отвернулась от экрана. «Наверное, должна быть боль, которую человек не может осилить… Может это – залог смирения?..» 12. 01 – 11. 03. 2010 (после - небольшие правки)